Семь сокрытых душ - Страница 81

– Не знаю, Ада, – сказал Джек.

И Ада устыдилась: не тот момент она выбрала для разговора. Ему нужно лечь. Он ранен. Его отпустили из больницы только потому, что он очень настаивал на этом. Под его ответственность.

– Джек, ложись, – попросила она, подходя к кровати и снимая с нее покрывало. – Тебе нужно находиться в постели.

– Успею, – отмахнулся он. – Меня беспокоишь ты. Ты еще в опасности. То, что таилось в кукле, теперь живет в тебе. Оно и толкает тебя на смерть. Я думаю, что могу тебе помочь.

– Что ты собираешься делать? – грустно усмехнулась она, замирая напротив окна и обхватывая себя руками так, словно ей было холодно. – Проводить сеанс экзорцизма?

– Я выберу такой способ, чтобы не причинить тебе никакого вреда. Мне только нужно твое согласие.

– Я должна знать, на что соглашаюсь…

– Я возьму себе то, что сейчас находится в тебе. Так будет и быстрей, и безопасней для тебя. Да и мне даст уверенность в том, что ты избавлена от зла.

– Нет, – тихо, но категорично ответила Ада.

Он тяжело поднялся из кресла. Держась за раненый бок, подошел к девушке.

– Послушай, – сказал он, глядя Аде в глаза и обнимая ее за плечи, – это единственный выход, который я вижу. Иначе ты погибнешь. Скоро. Понимаешь?

Она кивнула. И, вскинув на него глаза, упрямо повторила:

– Нет. Не согласна.

Он в отчаянии всплеснул руками.

– Почему?

– Потому что тогда погибнешь ты.

– Я? – усмехнулся он. – Нет. Я бы столько раз мог уже умереть, но этого все не случается.

– Ты… Ты до сих пор помнишь ту девушку?.. Королеву?

– Помнить – уже не значит любить, – резко ответил он.

– Хорошо, – сдалась она, хотя внутри все сжалось, протестуя.

– Не бойся за меня, – попросил Джек.

Она в его просьбе услышала одно: не стал бы он обрекать себя на верную смерть, если бы был простым смертным. Он стал бы им лишь в одном случае – если бы опять полюбил.

Он не любит. Поэтому ничем не рискует. Он просто ее охраняет. Выполняет миссию.

Но почему же ей так горько?

Он будто прочитал ее мысли, потому что вдруг улыбнулся краешками губ – ласково и виновато. И с сожалением вздохнул.

– Я не боюсь, – сказала она, постаравшись, чтобы ее слова прозвучали уверенно.

– Вот и хорошо, – сказал он, протягивая к ней руки и привлекая к себе. – Доверься мне…

И она доверилась. Как будто если бы любила. Прижалась к нему всем телом, чувствуя каждой клеточкой тепло, исходящее от его разгоряченной кожи. Закрыв глаза, она отдалась тем ощущениям, которые накрыли ее с головой, будто волна. Оглушили, закружили, ослепили, лишили возможности дышать. Она захлебнулась в этих новых для нее ощущениях – таких неожиданно острых, которых она не испытывала еще ни с кем, даже с Борисом. Тем более – с ним.

Ада никогда не знала, что такие невероятно сильные чувства может вызвать всего лишь одно целомудренное объятие.

А он прижимал ее к себе так крепко, что она уже ощущала себя его частью. Ее кожа сливалась с его кожей, их сердца стучали в одном ритме. Ее кровь бежала по его артериям, его боль стала ее болью. В этом объятии они стали неразлучней сросшихся сиамских близнецов, ближе друг другу, чем многолетние любовники, изучившие все сокровенные уголки друг друга.

А он, склонив голову, шептал ей на ухо неразборчивые слова – не любовные клятвы, а незнакомые вирши на чужом языке. Его теплое дыхание обжигало мочку ее уха, щетина на его скуле царапала кожу ее щеки. И не было ласк в ее жизни более сладких, чем эти. Вся чувственность, которую ей отдавал ее постоянный любовник за все долгие годы, что они были вместе, сейчас казалась ничтожной каплей по сравнению с обрушившейся на нее лавиной нежности, которую этот странный парень дарил ей лишь через одно объятие.

Сексуальность проигрывала целомудренности. Порочность уступала место невинности. Она будто умирала сейчас в сладких муках ради того, чтобы родиться другой. Чистой, светлой, избавленной от груза сожалений из-за совершенных ранее ошибок, нереализованных возможностей и неправильно выбранных путей. Ее страхи таяли, словно снег, упавший на горячую ладонь. Ее недоверчивость уходила, будто засидевшаяся неприятная гостья.

Сколько продолжалось это, Ада не могла сказать, даже если бы засекла время, потому что часы и минуты в этом мире, в котором она пребывала, текли по другим законам. Очнулась она вдруг от резкой боли, словно из раны выдернули крупный осколок. И тут же стало легче. Так, словно она долго мучилась непрекращающимися болями, и вдруг ее излечили. От неожиданности она вскрикнула и открыла глаза.

Джек по-прежнему обнимал ее, но уже не так крепко, как раньше.

– Все. Все хорошо, – прошептал он, погладив ее ладонью по спине. – Все закончилось…

Она нехотя отстранилась от него, не понимая, что именно «закончилось».

– Теперь тебе ничто не угрожает.

Уже? Так просто?.. А она ожидала «изгнаний», как в кино: со свечами, начертанием символов, с беснующимися нечистыми силами, с переворачивающимися в комнате предметами…

– Это ты кино насмотрелась, – улыбнулся Джек, но, как показалось Аде, вымученно. Она заметила, что его глаза цвета янтаря стали черными. Зрачки так могут расшириться от сильной боли.

– Я в порядке, – торопливо обронил он, перехватив ее тревожный взгляд. И вдруг усмехнулся: – Обнимать тебя было одно удовольствие… Так бы и обнимал… вечность.

Он, пошатываясь, прошел к кровати и присел на нее, чуть откинувшись назад и опершись на ладони.

– Не возражаешь, если я немного отдохну… Пять минут. Потом можешь прогнать меня обратно на диван: я уже привык к этому, но сейчас…