Семь сокрытых душ - Страница 75

Ада не ответила. Взяв к банным принадлежностям полотенце, скрылась в ванной комнате. Ей нужно побыть одной, отдохнуть, подумать. Чувствовала она такое опустошение, будто от нее осталась лишь одна оболочка. Возможно, связано это чувство было с тем, что она возлагала большие надежды на эту поездку, предполагая найти исчерпывающие ответы на все вопросы, но из этого ничего не получилось. Ну, узнала от Нюры историю, которая, похоже, проливала свет на происхождение куклы (или кукол?), но и только. Возможно, кукла, отправленная ей, хранила в себе проклятие несчастной Мари. Возможно, это проклятие легло и на нее, Аду. Иначе как объяснить те странные и опасные вещи, которые с ней стали происходить? Скорее всего, и ее бывшие соседки по комнате, и Вовчик тоже получили такие «подарки», которые довели их до отчаянного шага. Теперь Аде стал понятен смысл той сумбурной записки, что оставил Вовчик. Он, как и она, пытался вырваться от преследовавших его то ли призраков, то ли «демонов» (здесь Ада затруднялась определиться с названиями) и, как она сама сегодня, увидел «выход» в окне. Может, в куклах содержится какой-то злой дух, который мучает жертву кошмарами и в итоге обрекает на страшную смерть? Неумолимый злой дух, в который обратились проклятия Мари, ее боль, ее страхи и жажда мести всему живому… Как сказала там Нюра? Иногда слово, произнесенное с ненавистью, может оказаться опасней колдовства.

Если это так… Если что-то вселилось в нее, что управляет теперь ее волей, то незавидная участь уготована ей впереди. Такая же, как у ее соседок по спальне и у Вовчика.

А Джек, видимо, понял, в чем дело, только не говорит ей, чтобы не пугать еще больше. Потому и заглядывает ей в глаза с таким беспокойством. Потому и не захотел пояснять, что произошло с ней сегодня в интернате.

Ада подошла к зеркалу, потерла ладошкой его запотевшую поверхность и не без страха заглянула. Нет, ничего пугающего: у отражения ее обычные глаза.

Надо поговорить с Джеком…

Она оделась в свободные джинсы и рубаху и вышла из ванной.

Парень сидел прямо на ковре перед креслом и вытаскивал из сумки свои вещи.

– Надо было Снифа сразу взять, – сказал он вдруг, услышав за спиной шаги девушки.

– И как ты представляешь себе заселение в гостиницу с собакой? – хмыкнула Ада.

– Что-нибудь придумал бы. Ты что, разве никогда не нарушала никаких правил? Кроме дорожных, разумеется: в этом, я уже убедился, ты профессионал.

– Я всегда живу по правилам, – отчеканила она.

– Грустно как, – вздохнул он. – И даже в интернате так жила?

Она не ответила. Вместо этого спросила другое:

– И что ты со щенком делать собираешься?

– Как что? Любить и растить.

– У тебя хоть есть где жить? – присела она рядом на ковер, так же, как он, сложив по-турецки босые ноги.

Он не ответил.

– Я о тебе ничего не знаю… – повторила Ада попытку разговорить его.

– А зачем? – пожал он плечами, беря с кресла полотенце с намерением отправиться в душ. – Впрочем, я тебе рассказал о себе куда больше, чем собирался. Больше, чем кому бы то ни было вообще…

– Ничего ты о себе не рассказывал! – возмутилась она. Джек задержался и вдруг посмотрел на нее таким долгим и печальным взглядом, что она не выдержала и опустила глаза.

– Ты просто невнимательно слушала, – сказал он. – Я мог бы выдумать любое имя… Что, впрочем, и сделал. Могу назвать любой адрес, по которому якобы проживаю. И даже, если понадобится, показать какой-нибудь документ. Но ничто из этого не расскажет обо мне всего того, что было и есть на самом деле. Имена мы меняем. Как и адреса. Бумажки теряются, портятся, у них истекает срок годности. К чему забивать голову этой несущественной ерундой?

– Странный ты человек, – вздохнула Ада и поднялась. Но Джек уже скрылся в ванной.

Ада растерянно прошлась по номеру, прислушиваясь к шуму воды в ванной. Покосилась на лежавший на тумбочке мобильный, борясь с желанием позвонить опять в офис. Но остановила себя. Джек прав, ей надо вначале разобраться с куда более важными делами. Как прав и в том, что что-то меняется. Словно двигаются подземные плиты, в разломы проваливается все ненужное, а когда-то казавшееся жизненно важным, что-то вызывает страх, что-то тревогу, а что-то, наоборот, будоражит предчувствиями хороших перемен. Она сама тоже меняется. И дело не столько в том «проклятии», которое она «подцепила» от куклы, сколько в этом странном парне…

Хлопнула дверь ванной, и вышел он – босой, в распахнутой рубашке, которую застегивал на ходу. Ада покосилась на него и отвела взгляд: ей с этим странником не по пути. Предчувствие, что он в ее жизни ненадолго, отдалось горечью и болью – не в горле, а в сердце.

– Пойдем пройдемся, – сказала она, чтобы скрыть от него внезапно накатившую грусть. – Времени еще уйма, чем его занять – ума не приложу. Не понимаю, зачем мы остались тут еще и на ночь. Могли бы вернуться домой.

– Значит, так надо, раз остались. Пошли пройдемся, – легко согласился он.

Когда они проходили мимо мирно стоящей на стоянке машины, Джек вопросительно кивнул на нее, но Ада уверенно прошла дальше. Туда, куда она собралась, лучше идти пешком, хотя и можно проехать на автомобиле.

Она и сама не понимала, почему сейчас выбрала этот маршрут, по которому в свое время бродила ежедневно. Думала поговорить с Джеком по пути, но поняла, что ей не хочется с ним сейчас ничего обсуждать. Они шли рядом, иногда чуть соприкасаясь руками, по широкой, безлюдной в этот час просеке. Солнечный свет падал сквозь кроны на пыльную дорогу причудливыми узорами. Тишина, наполненная лишь чириканьем и шелестом листвы, была такой успокаивающей – Аде хотелось задержаться в этой идиллии как можно дольше.