Семь сокрытых душ - Страница 30

А мужчину тем временем усадили со всеми почестями в передний ряд, Ада заняла скромное место в углу, откуда ей было видно и сцену, и зрителей. Перед публикой появилась Светлана и объявила первый номер. Ада с неожиданно кольнувшей сердце ревностью отметила, что мужчина хлопает девушке с большим удовольствием. Наверное, если бы у него на самом деле была такая «потерянная дочь», то на эту роль больше всего подошла бы красавица Светлана.

Во время концерта смотрела Ада не столько на сцену, сколько на передний ряд, следя за реакцией мужчины на выступления, ловя украдкой его улыбки, адресованные не ей, представляя, что это она кружится на сцене и гость аплодирует именно ей, Аде. Она впитывала жадно каждый его жест: как он покачал головой, как провел ладонью по волосам, как наклонился к собеседнице – директрисе. Ей нравилось смотреть на него, разглядывать профиль, который она для себя окрестила орлиным, хотя на самом деле нос у мужчины был самый обыкновенный, прямой, без горбинки, не особо большой, не особо маленький. Но такое определение ей вдруг пришло на ум и показалось интересным. Нравилось смотреть на его подбородок – чуть загнутый кверху, так, что между ним и нижней губой образовывалась уютная ямочка. Любовалась круто изогнутой и будто углем вычерченной бровью. И вдруг мужчина, словно почувствовав взгляд, повернулся. И подмигнул. Подмигнул ей – Аде, мгновенно покрасневшей. Как хорошо, что в полумраке не видно румянца! Спрятаться за чью-либо спину она не могла, потому что стояла одна. И вот, пожалуйте, сама оказалась как на ладони. Уйти? А вдруг гость поймет, что она смутилась и ушла именно из-за него? И она осталась. А мужчина, потеряв интерес к происходящему на сцене, то и дело бросал взгляды в сторону Ады: то улыбался, то в шутку хмурил брови-дуги, то качал головой. Девушка смущенно комкала руками подол платья, казавшегося ей теперь слишком расфуфыренным, и металась от желания провалиться сквозь землю до вызывавшего щекотку в животе стремления подойти к этому мужчине и заговорить с ним.

Он сам нашел ее в тот вечер после ужина. Нагнал Аду по дороге в актовый зал, остановил и немного поговорил о чем-то совсем незначительном. Об учебе, соседках по комнате, распорядке дня. Ада отвечала, как послушное дитя. И все ждала, что он скажет что-то важное, что-то такое… судьбоносное, способное в одно мгновение перевернуть всю ее жизнь. Но ничего такого он не говорил. Но в то же время что-то происходило. Какая-то магия – невидимая, но ощущаемая. Объяснение этому волшебству девочка дать не могла, но чувствовала, что картина ее мира будто заиграла новыми красками, так, словно всю жизнь Ада смотрела сквозь затемненные очки, а теперь их сняла. Магия скрывалась в жестах, мимике, интонациях гостя. Увы, их беседу прервала подошедшая директриса:

– Борис Борисович, пойдемте, я вам покажу еще, как мы оборудовали компьютерный класс.

Ада, как ни странно, не рассердилась на директрису за то, что она под локоток увела гостя смотреть мало кому интересное оборудование, а удивилась, как можно в новогоднюю ночь чудес думать о работе и делах. И еще подумала: почему этот мужчина проводит самый важный в году праздник не с семьей, а в их интернате? Это уже потом, спустя время, Борис рассказал ей, что в тот раз, будучи в командировке в Москве, задержался в столице, а приглашение директрисы принял скорее потому, что в ту ночь ему не хотелось идти с партнерами в ресторан. Детский праздник показался ему привлекательнее.

Он зачастил к ним в интернат. Каждый свой приезд в столицу (а в то время он ездил в Москву часто, налаживал бизнес и там) обязательно завершал поездкой в область, в Боярышники. И привозил подарки – детям и директрисе, которая помогала организовывать встречи Бориса с Адой: вызывала девушку с уроков, предоставляла для их общения свой кабинет и тщательно оберегала чужую тайну, боясь, что если вскроется эта связь (пусть на тот момент и целомудренная, близкими они стали уже после совершеннолетия Ады), не поздоровится и ей.

Их беседы могли длиться часами. Так интересно Аде не было ни с кем. Так интересно, волнительно, грустно и одновременно радостно. Она уже не представляла этого мужчину в роли своего отца, но все чаще и чаще представляла себя в наряде невесты… Хотя и знала (с самого начала Борис не скрывал от нее правды), что есть у него семья, что его сын – старше самой Ады лишь на два года – учится в престижном университете. И что жена у Бориса – не холодная стерва, как хотелось бы думать, а мягкая и домашняя женщина, обеспечивающая мужу стопроцентный уют. И все же не прекращала мечтать о несбыточном. А Борис говорил ей о серьезных вещах: о том, что в жизни нужно искать свое место и что без хорошего образования ей не подняться высоко. Он обещал взять ее под свое покровительство, помочь поступить в университет. Ада соглашалась с планами Бориса не столько умом, сколько влюбленным сердцем.

Борис сам выбрал для нее университет: просчитал все так удачно, что и образование девушка получала нужное, и учиться ей было легко и интересно. Сложил свои ожидания с ее возможностями и получил результат, на который рассчитывал: молодого, хорошо подкованного специалиста. Во время учебы Борис снимал Аде скромную однокомнатную квартирку на окраине Москвы. А после окончания вуза увез девушку на два года в свой город, перед этим четко объяснив ей, что их личным отношениям наступает конец, но начинается новый этап в жизни Ады – карьерный. Сказать, что его решение оказалось для нее ударом, – значит ничего не сказать. Но Ада нашла в себе силы зашить эмоции в мешочек с камнями и утопить. Борис сказал ехать, значит, надо ехать – важно то, что они будут вместе… пусть и просто работать. Но ее надежды на то, что находиться они будут под одной крышей, бок о бок, не оправдались: Борис для начала отправил Аду знакомиться с самим производством, а не «перебирать бумаги» в офисе. «Как ты сможешь управлять, если не знаешь самого производства?» – так сказал он, когда она устроила истерику, узнав, что ее отправляют «на рудники». И она замолчала, поняв, что готовит он ей место не на нижней ветке, а на самой верхушке.